Надо же, это стихи! Они еще бывают... ОТ ПЕРЕВОДЧИКА “ТРАГИЧЕСКИХ ПОЭМ” АГРИППЫ Д’ОБИНЬЕ   1 Откуда-то из глубины веков, Из бездны сна, неведомо откуда Врывается в сознанье звон клинков, Предсмертный страх всплывает из-под спуда, Проулок загораживает груда Кровавых тел детей и стариков, Мужчин и женщин, и в жилище блуда Мы видим окровавленный альков. Мне всё равно, в какой реке струится Сегодня кровь, и чья теперь столица Передо мной — Париж или Москва, Старинный это город или новый. Откуда-то приходят к нам слова, Доносятся тревожной меди зовы.   2 Доносятся тревожной меди зовы, Взывают гулкие колокола. Чей это праздник, и кому хвала? Кому здесь плаха и топор готовы? Вы говорите: даль веков. Да что вы! Для вечности такая даль мала. Ведь кровь она такая ж, как была, Обиды и страдания не новы. Меж будущим и прошлым я живу, Мне самому являлись наяву Огонь и меч, два отпрыска гордыни, Как истина, что всякий век таков. Уснуть бы, но в ночной тиши поныне Доносится чугунный шаг полков.           3 Доносится чугунный шаг полков, Всё ближе строй бойцов, одетых в латы, Какой-то стан, безумием объятый, Идёт кромсать собратьев, как врагов, Горят селенья, как вязанки дров, Кровавые восходы и закаты, И половодья размывают даты, И грани расплываются веков. А тот, кто это знал, кто видел это Всеведеньем, всевиденьем поэта, Слагатель рифм — беспечный дуралей, Сперва узнал, что значит цвет пунцовый, Что значит гнев и милость королей, Железный лязг мечей и дым свинцовый.   4 Железный лязг мечей и дым свинцовый Остались позади, как жизнь сама, В её конце, безмолвен, как тюрьма, Изгнанья кров, альпийских круч покровы. Он прежде пел весну, пришла зима, И он, и дерева белоголовы, И мирные женевские дома Уснули и закрыты на засовы. Уснуло всё вокруг, и лишь рука, Отвыкшая от тяжести клинка, Пером наносит бегло на бумагу Шеренги строк, ряды летучих слов, Хранящих гнев, смятенье и отвагу. Век, словно миг, мелькнул и был таков.   5 Век — словно миг, мелькнул и был таков, Но так в его конце, а вот в начале Он бесконечно долог и суров, Веселья коротки, длинны печали.   Зато, когда закат уже багров, Все пройденные развернулись дали, Так ясно отголоски зазвучали Рассветов давних, прежних вечеров. Разверзлись небеса, и в дали горней Вселенский свод стал выше, стал просторней, И трон Творца на облаках возник, Спадают с глаз последние покровы, Пред стариком уже не век, а миг. Что для него решётки и оковы!   6 Что для него решётки и оковы, Когда глазам отверстым предстаёт Расписанный по воле Божьей свод, О коем не мечтали богословы, И богомазам этаких работ Не выполнить, их руки стопудовы, А здесь не кисть, здесь ангельский полёт Раскрасил холст пространства бирюзовый: Здесь всё, что приключилось на земле, Всё, что сокрыто в допотопной мгле, И нынешней истории картины, И над плывущей пеной облаков На радужном престоле Триединый. Он слышал плач сирот и стоны вдов.   7 Он слышал плач сирот и стоны вдов. Всё это было так давно в Париже, Так далеко, но что, скажите, ближе, Чем эта ночь? Теперь бы спать без снов! О этот Лувр! О ненадёжный кров! Скользили ноги в тёплой алой жиже. У смерти был в ту ночь большой улов. Как эти лики и слова бесстыжи! В ту ночь юнец удачливый бежал Сквозь возгласы резни из зала в зал И чудом спасся, ко всему готовый. Уходит призрак рокового дня И властелин, по чьей вине резня, Приходит новый, снова плачут вдовы.   8 Приходит новый, снова плачут вдовы, Вновь льётся кровь и слышен гром бомбард, Кровавые снега смывает март, И вновь июль, и топчут злак подковы, Идёт игра, и всё растёт азарт, И пахари свои бросают кровы, В лесах блуждают дети и коровы, И всё в огне: таков расклад у карт. Два грозных войска, две дорожных пыли Сближаются. Чего не поделили? Не так уж тесен этот белый свет. В бою сошлись две веры. Правый Боже, Единый ты, но как века похожи! Предела нет у горестей и бед.   9 Предела нет у горестей и бед, В любом столетии всё те же боли, Обиды и утраты, те же роли Палач играет и законовед, А также беззаконье и навет, Стилет и подозрение в крамоле. Мы знаем то, что знал седой поэт, Как будто мы в одной учились школе. Как этот снег на прошлогодний снег, Тот век похож на мой двадцатый век. И всё же знал старик намного больше: Он предсказал за много сотен лет Наш беспредел в Московии и Польше, Как нет предела времени, как нет…       10 Как нет предела времени, как нет Границ пространства, нет границ познанья, Но мы не знаем языка планет И звёзд, плывущих в безднах мирозданья. Мы не стыдимся посещать совет Нечистых, это сходбище баранье, Поскольку позабыли мы Завет И отдаём пророков на закланье. В том веке было так же, точно так: Кто жил по чести, попадал впросак, Кто не стеснялся, был главой совета, А наш старик послал к чертям совет, Он знал предел всему, хоть в мире нет Границ пространства до скончанья света.   11 Границ пространства до скончанья света На свете нет. Из чёрной глубины, Из вечности к нам долетают сны, Каких не знала до сих пор планета. Не усмехайтесь, в смутных снах поэта Являются виденья старины, И дни грядущего озарены Порой лучом неведомого света. В одном бою, как пишет сам, о ком Веду я речь, он был сражён клинком И в небо вознесён из царства скверны, Быть может, немоту предбытия Он слышал там, как мы в наш век пещерный В снарядном вое слышим свист копья.   12 В снарядном вое слышим свист копья, А наш поэт отнюдь не с перепоя Предрёк монарху смерть вдали от боя: Он видел, как вишневая струя   Текла из-под атласного подбоя На мостовую в пыль. Хотел бы я Упомянуть заморские края, О коих говорил поэт такое: “Восстанут земли за морем…” Так вот, При нём не наступал ещё черёд Селиться там. Что скажете на это? Все может быть в горниле бытия: На круги возвращается своя Забытый ветер через многи лета.   13 Забытый ветер через многи лета Опять в листве дрожащей шелестит, Так некогда мелькнувшая комета Вновь озаряет сумрачный зенит, Зловещая старинная примета Пересекает множество орбит, Так снова осень землю осенит, За нею вслед зима, весна и лето, Пора кровопролития и смут, Отсюда войны свой исток берут, Таятся здесь начала лихолетий, Смыкается кривая колея, Наш бесконечный путь, и всё на свете На круги возвращается своя.   14 На круги возвращается своя Старинное писание, чьи строки Я изложил по-русски, не тая Сокрытые в нём горькие уроки. В те дни хватало подлости и склоки, И суета была, и толчея. Покойный автор век и свет жестокий Судил, как самый строгий судия. Он знал, что Судия Небесный скоро Воссядет среди ангельского хора На тверди невесомых облаков, Кого-то радость ждёт, кого возмездье, И выплывают светлые созвездья Откуда-то из глубины веков.   МАГИСТРАЛ Откуда-то из глубины веков Доносятся тревожной меди зовы, Доносится чугунный шаг полков, Железный лязг мечей и дым свинцовый. Век, словно миг, мелькнул и был таков. Что для него решётки и оковы! Он слышит плач сирот и стоны вдов, Приходит новый — снова плачут вдовы. Предела нет у горестей и бед, Как нет предела времени, как нет Границ пространства до скончанья света, В снарядном вое слышим свист копья, Забытый ветер через многи лета На круги возвращается своя. 26 октября 1992

Теги других блогов: для души стих